Неточные совпадения
Национальность есть индивидуальное бытие, вне которого невозможно существование человечества, она заложена
в самих
глубинах жизни, и национальность есть ценность, творимая
в истории, динамическое задание.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены
в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять
в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того,
в трех словах,
в трех только фразах человеческих, всю будущую
историю мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по
глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом
в пустыне?
То, что происходит на поверхности
истории, не может пошатнуть веры
в творческое призвание человека, связанное с метафизическими
глубинами.
Религиозную
историю, религиозную традицию я мог принять лишь как знаки совершающегося
в глубине, как символику духа, как относительное, а не абсолютное.
И, как введение
в историю Великой революции, как кровавый отблеск зарницы, сверкнувшей из
глубины грозных веков, встречают входящих
в Музей на площадке вестибюля фигуры Степана Разина и его ватаги, работы скульптора Коненкова. А как раз над ними — полотно художника Горелова...
Накопившаяся
в глубине мистика должна выйти на поверхность
истории, стать творческой силой.
Труднее всего вначале было найти
в городе хорошую квартиру, и целый год были неудачи, пока через знакомых не попалось сокровище: особнячок
в пять комнат
в огромном, многодесятинном саду, чуть ли не парке: липы
в петербургском Летнем саду вспоминались с иронией, когда над самой головой раскидывались мощные шатры такой зеленой
глубины и непроницаемости, что невольно вспоминалась только что выученная
история о патриархе Аврааме: как встречает под дубом Господа.
Между службами я читала Евангелие, и все понятнее и понятнее мне становилась эта книга, и трогательнее и проще
история этой божественной жизни, и ужаснее и непроницаемее те
глубины чувства и мысли, которые я находила
в его учении.
Те, которые
в несчастном отечестве своем не узнали бы, может быть, никогда славной его
Истории, великих имен ее и самого древнего языка их, научались во
глубине Севера гордиться своим происхождением.
Сии избранные мужи должны были от берегов Невы до гор Рефейских, до морей Азовского, Каспийского и далее, видеть и описать Россию
в трех царствах Природы, проникнуть во внутренность пустынь, во
глубину пещер и лесов дремучих, где око наблюдателя еще никогда не примечало за творческою Натурою, где она искони действовала уединенно или пред свидетелями невнимательными; исчислить минералы
в недрах земли, растения на зеленых коврах ее, животных
в трех стихиях и, таким образом, собрать богатства для Российской Естественной
Истории.
Пока мельничные жернова мололи привезенные ими хлебные зерна, уста помольцев еще усерднее мололи всяческий вздор, а оттуда все любопытные
истории приносились
в девичью Моською и Роською и потом
в наилучшей редакции сообщались мне, а я начинал о них думать целые ночи и создавал презанимательные положения для себя и для Селивана, к которому я, несмотря на все, что о нем слышал, — питал
в глубине моей души большое сердечное влечение.
Исходя из своего религиозного монизма, для которого Божество есть лишь
глубина бытия, а не трансцендентное начало, открывающееся миру, Эккегарт фактически устраняет откровение Божества
в собственном смысле, заменяя его самооткровением твари («прорывом» чрез тварность); соответственно этому спиритуалистически истолковывается и евангельская
история.
В религиозном процессе, который и составляет существо мировой
истории, дело идет о спасении от мира, о взыскании Бога человеком («из
глубины воззвах к Тебе, Господи») [Пс. 129:1.], а вместе и о спасении мира.
История происходит с нами и
в нас, и мы можем взять
историю в глубину духа.
С одной стороны,
история есть наше человеческое дело, и
в ней мы узнаем признаки духа, который составляет и нашу собственную
глубину.
Это раздвоение и поляризация человеческой природы, это трагическое движение, идущее
в самую духовную
глубину,
в самые последние пласты, не связано ли у Достоевского с тем, что он призван был
в конце новой
истории, у порога какой-то новой мировой эпохи раскрыть
в человеке борьбу начал Богочеловеческих и человекобожеских, Христовых и антихристовых, неведомую прежним эпохам,
в которых зло являлось
в более элементарной и простой форме?
Русский народ есть прежде всего некое метафизическое единство, некий мистический организм, субъект тысячелетней русской
истории, неопределимый никакой социально-классовой структурой, не связанный
в своей
глубине с материальными условиями.
Ночь метафизичнее, онтологичнее дня. Дневной покров не только
в природе, но и
в истории непрочен, он легко скрывается,
в нем нет
глубины. И весь смысл нашей эпохи, столь несчастливой для внешней жизни отдельных людей,
в обнажении бездны бытия,
в стоянии лицом к лицу перед первоосновой жизни,
в раскрытии «наследья рокового». Это и означает вступление
в ночь...
Стягин морщился, и его этот оборот разговора коробил. Не то что он трусил, а ему противна была мысль о дрязгах; он не желал, ни под каким видом, попадать
в историю здесь,
в Москве, где никто, даже Лебедянцев, не знал доподлинно его прошедшего с этою женщиной, принимал
в нем участие по товарищескому чувству, но
в глубине души, быть может, осуждал его.